Если вчера война... - Страница 45

Что же его все-таки тревожит, что?

Может быть, дело вовсе не в информации как таковой, а в том, что завтра, едва увидев в своем кабинете Крамарчука, он будет вынужден поверить в реальность всего происходящего, в череду грядущих грозных событий уже окончательно, уже навсегда? Размышляя подобным образом, Сталин вовсе не перечил ни самому себе, ни своим недавним мыслям. Да, он, безусловно, верил и наркому и собственным глазам, но крохотная и совершенно иррациональная искорка надежды, что происходящее все-таки может оказаться некой нелепой ошибкой, ещё жила где-то в самом дальнем уголке его души.

И все же понять истинную причину своего состояния он, как ни старался, все одно не мог. И это раздражало все больше и больше.

Глава 10

Москва, площадь Дзержинского, 19-25 июля 1940 года

Последующие за перелетом в Москву события подполковнику запомнились плохо, уж больно он морально устал за два предшествующих дня. Прямо на аэродроме их рассадили по автомашинам и повезли в город. Юрий ехал, разумеется, с Лаврентием Павловичем, еще на летном поле ставшим каким-то сосредоточенно-серьезным и явно не расположенным к шуткам, в чем он имел неосторожность убедиться по дороге. Куда именно их везут, Крамарчук не видел — окна автомашины были надежно зашторены, и даже водителя от них отделяла специальная занавеска, однако что-то подсказывало ему, что едут они в самый центр столицы, на небезызвестную площадь имени первого советского чекиста, поскольку вряд ли душка-нарком собирался надолго оставлять своих гостей без внимания. Впрочем, сказать, что подполковника так уж сильно занимал этот вопрос, было нельзя. Посмотреть на Москву сорокового года, конечно, хотелось ужасно, но еще больше ему хотелось принять горячий душ, бахнуть граммов двести чего-то высоко градусного и завалиться спать, невзирая на время дня или ночи. Желательно в нормальной постели и сбросив с себя надоевший и воняющий потом камуфляж. А потом — можно хоть к Сталину. Или скорее так: а вот потом — и к Сталину можно...

Всю дорогу до города Берия не проронил ни слова. Крамарчук, уже более-менее притершийся к своему нынешнему патрону, — тоже. Да и хотелось, если честно, помолчать: если б еще неделю назад ему кто-то сказал, сколько придется трепать языком за эти два сумасшедших дня, он бы просто не поверил, а то и счел говорившего не слишком здоровым на голову. Машина у наркома оказалась американской и потому просторной, не чета давешней «эмке», с мягкой подвеской, и подполковник даже не заметил, как задремал под мерное покачивание . Разбудил его голос Лаврентия Павловича:

— Здоров ты спать, подполковник, ни самолет тебе нипочем, ни авто. Ладно, пошли поселяться. Не «Англетер», конечно, уж не обессудь, но всяко лучше, чем в бетонном кубрике на батарее.

Усмехнувшись про себя по поводу в очередной раз резко изменившегося настроения наркома, Крамарчук вылез из автомобиля и огляделся. Черный «Паккард» стоял во внутреннем дворе мрачноватого многоэтажного здания, возле невысокого крыльца с гранитными ступенями. Ведущие внутрь здания двери были раскрыты, по обе стороны от них застыли по стойке «смирно» два сержанта госбезопасности. Небольшой и довольно тесный двор был пуст, но прежде, чем подполковник успел удивиться, он понял, в чем дело: Берия попросту распорядился удалить на время их приезда всех посторонних.

— Пошли. — Нарком нетерпеливо подтолкнул его в спину. — Не стоит тут... задерживаться.

Последним, что успел заметить Крамарчук, проходя внутрь «большого дома», была вереница из нескольких въезжавших через арку автомашин — прибыли остальные «фигуранты». Стоящий возле распахнутой передней дверцы бериевского авто майор-ординарец неожиданно вполне по-дружески улыбнулся ему, сделав незаметный жест рукой: иди, мол.

Разместили его — учитывая, где именно он сейчас находился и какое стаяло на дворе время, — прямо-таки по королевски - Или, если оперировать более поздними понятиями, , «по классу люкс»: две смежные комнаты и совмещенный санузел с массивной чугунной ванной. Интерьер оказался достаточно прост, под стать времени. Широкая кровать с тумбочкой и платяной шкаф в дальней комнате; стол с настольной лампой, ясной дело, под зеленым абажуром, небольшой диван, пара стульев и устрашающего вида радиоприемник — во второй. Телефона, правда, не полагалось, только сиротливая эбонитовая коробочка внутренней разводки возле стола. Тоже верно, а то вдруг он самому товарищу Сталину надумает ночью позвонить?!

— Заходи, подполковник. — Берия придирчиво осмотрел «апартаменты». — А что, вроде нормально правда? Доволен?

— Вполне, товарищ Берия, — поддержал шутку Крамарчук. — Знаете, в моем времени было такое расхожее выражение — «подвалы Лубянки». Так вот это совсем на них не похоже...

— Ты вот что, Юрий Анатольевич, — неожиданно посерьезнел нарком, — не трепись тут особенно, ладно? — Берия неожиданно придвинулся ближе. — Не то чтобы я чего-то боялся, но так, на всякий случай. И для твоего же блага. А то, мало ли, времена сейчас сложные, шпионы кругом, сам должен понимать.

— Простите, товарищ народный комиссар, я...

— Прощаю, — усмехнулся Лаврентий Павлович. — На первый раз. И вот еще что: о том, кто ты на самом деле такой, знаю только я, майор и еще буквально пару человек в этом здании, поэтому никаких лишних вопросов и... ответов, ясно? Из комнаты — никуда ни ногой, даже просто в коридор.

— Так точно.

— Вот и договорились. Значит, так, сегодня отдыхай и отсыпайся, а завтра с утра тебе принесут бумагу и письменные принадлежности — постарайся вспомнить еще что-нибудь важное, меня интересуют любые технические или исторические подробности, конкретные личности и их роль в будущих событиях, твои собственные размышления, в конце концов. Документы будешь сдавать только лично мне или моему Мише, и никому другому, понятно? Чего-то хочешь?